Одеяло слишком мягкое, теплое и уютное, дружелюбное, – такое, что выбираться из-под него совсем не хочется, даже несмотря на стрелки больших настенных часов, что тревожно бьют четыре часа вечера. Лис, приоткрыв правый глаз, неохотно высовывает из-под одеяла нос, смотрит за окно и морщится от непогоды, царящей на улице. Зима в Испании поистине мерзкая: не холодная и не теплая, а какая-то средняя, грязная и вязкая, серая и пасмурная, мокрая и промозглая. В такую погоду хочется сидеть дома, закутавшись в плюшевый плед темно-красного цвета, и пить горячий чай с пряностями. Или глинтвейн. И обязательно смотреть какой-нибудь уютный фильм вроде «Дневника Бриджет Джонс» или «Гарри Поттера». Лис усмехается про себя: если бы Раф услышал ее мысли, то обязательно закатил бы глаза, ведь любимые фильмы, которые Лис готова пересматривать по сто раз на дню, у двадцать второго сидят где-то в печенках, настолько надоели. Кажется, «Дневник» они смотрели уже раза три, а то и четыре, а «Гарри Поттер» пересматривался раз шесть. Раф каждый раз, когда Лис выбирает фильм, намекает на новые, еще не смотренные картины, но Шреддер остается непреклонной, а большие и жалобные, как у олененка, глаза помогают отстаивать собственные желания самыми бескровными путями.

Вздохнув, Лис выбирается из-под одеяла и лениво, как сонная кошка, потягивается. Раньше, до встречи с Рафом, Лис вела ночной образ жизни: днем спала, а ночью бодрствовала. Иначе быть и не могло, ведь тогда Шреддер принимала активное участие в гонках и носила гордое звание стритрейсера. Когда Тьяго разбился, Лис завязала с гонками, но не с ночным образом жизни: она перебралась из Барселоны в Мадрид и вела такой разгульный образ жизни, что одному только богу известно, как осталась целой и невредимой.

С появлением двадцать второго изменилось все: образ жизни, образ мысли, образ действий. Изменилась и Лис. С кем поведешься – от того и наберешься, вот Шреддер и набралась. Она стала меньше курить и пить (но не бросила совсем, это выше ее сил), ночью спала, а днем бодрствовала, а гамбургеры поменяла на овощи и фрукты. Изредка в ней проскальзывало что-то от старой Лис, но с каждый днем, проведенным рядом с Рафом, ее становилось все меньше и меньше.

Но сегодняшний день – исключение. Во-первых, двадцать второго дома нет, он топчет темно-зеленый газон на выездном матче где-то в Севилье; во-вторых, у Лис всю ночь так болел живот, что провалиться в долгожданное царство Морфея она смогла только под утро. Обстоятельства способствовали тому, чтобы Шреддер весь день оставалась в кровати, а она и рада.

Белое одеяло медленно сползает вниз, обнажая бронзовые плечи, густые каштановые волосы кудрями рассыпаются по смуглой спине; Лис зевает снова и лениво скатывается с кровати. Следующие полчаса она тратит на то, чтобы наиграться с собаками, накормить их и отправить на заслуженный выгул. Позавтракав в пять часов вечера, она созванивается с Рафом по фейс-тайму и дает понять, что все хорошо, что она жива и здорова, просто ночью плохо спала, поэтому встала так поздно. Двадцать второй привычно закатывает глаза и говорит, что «беспокоился ащет». Фыркнув, он сменяет кнут на пряник и рассказывает, что долетел нормально, что через полчаса тренировка, а через четыре часа матч. Лис клятвенно обещает, что будет смотреть, а сама, не испытывая никакого интереса к футболу, думает, что лучше выберется до ближайшего магазина, купит продуктов и к возвращению Рафа приготовит вкусный ужин.

Загоревшись лазаньей и домашним лимонадом, Лис потеплее кутается в большой вязаный шарф и ступает на недружелюбную улицу. Бросив короткий взгляд на кроваво-красный «шелби», Лис грустно вздыхает и покидает территорию дома. У Рафа одна тачка – белоснежный внедорожник марки «ауди», на котором он уехал на стадион, поэтому Лис сегодня без педалей. На такси ей ехать не хочется и, хоть погода не располагает для пеших прогулок, она ступает на своих двоих до ближайшего молла. Такси она воспользуется на обратном пути, чтобы не тащить пакеты с продуктами на собственном горбу.

И – черт возьми! – на парковке возле роскошного молла, украшенного новогодними гирляндами, она замечает прекрасный спортивный «мустанг». Все бы ничего, но его органы – то, что доктор прописал для израненного «шелби». Еще несколько мгновений Лис борется с собственными демонами, взвешивая все «за» и «против». Если Раф узнает, что Лис залезла в чужую тачку, то беды не миновать, но где еще она сможет раздобыть необходимые автозапчасти? В местных магазинах их нет, заказывать – дорого, да и двадцать второй не станет спонсировать тачку бывшего жениха Лис. Подумав еще немного, Шреддер принимает окончательное решение и невозмутимо шагает к мустангу так, словно он принадлежит ей.

Забраться в тачку – дело плевое, соединить несколько проводов так, чтобы капот дружелюбно распахнулся – тоже; Лис мастерски справляется с поставленными задачами и уже через несколько мгновений по-хозяйски нагибается над капотом, принимаясь ворошить провода, цилиндры и клапаны.

У нее есть привычка – уходить в работу с головой, будь то приготовление завтрака, мытье полов или копошение во внутренностях автомобиля. Когда Лис еще была не Лис, а Зельдой (за имя необходимо сказать большое спасибо (нет) дражайшей матушке), то с головой уходила в выполнение домашнего задания. Она любила решать задачи и уравнения, щелкала их, как орешки, и однажды не заметила шторма, что разгромил едва ли не полгорода. Только потом, когда задачи были решены, маленькая тринадцатилетняя девочка из праздного любопытства выглянула в окно и с ужасом обнаружила последствия катастрофы. Двор ее дома был перевернут с ног на голову: аккуратно стриженные кустарники взлохматились и заметно полысели, клумбы были выдраны с корнями, а деревья повалены. А какой она получила нагоняй от отца! Он звонил, беспокоился за горячо любимую дочь, волновался и места себе не находил, а Лис, сидя в больших фиолетовых наушниках, не слышала никого и не видела ничего. Привычку игнорировать окружающий мир, будучи погруженной в дела, Лис пронесла сквозь года. Сейчас, с неимоверным усердием копошась в запчастях чужой тачки, Лис доказывает приверженность традициям наглядно: она не замечает наблюдающих за ней пацанов. Ничего такого, просто это, наверное, так непривычно, видеть барышню лет пятнадцати-семнадцати, которая знает, как открывается капот и что находится под ним.

Лис всегда гордилась собственными знаниями и умениями в области автомеханики. Перекинуть резину с летней на зимнюю, обновить масло или заменить свечи – это далеко не все, на что способна Шреддер; она может собрать тачку из других тачек, больше непригодных для эксплуатации. Этот талант – не врожденный, а приобретенный – всегда вызывал восхищение со стороны друзей, знакомых или даже просто прохожих. Лис, которую с детства не баловали теплыми словами, сейчас с жадностью Скруджа Макдака ловит каждый комплимент. Она словно хочет отыграться за скупое на похвалы детство.

И она отыгрывается сполна. Порой Лис замечает, как на нее смотрит Раф. И хоть он не любит это ее «странное хобби», все же не отводит глаз, когда Лис медленно, почти плавно нагибается над капотом. Она, когда знает, что двадцать второй наблюдает, специально надевает короткую белую футболку, оголяющую плоский живот, и не менее короткие джинсовые шорты. Ее длинные каштановые волосы спадают со спины, мешают и мешаются, и Лис убирает их в неопрятных конский хвост, обнажая смуглые плечи. В эти моменты Раф смотрит на нее с таким желанием, что никаких комплиментов не нужно; его взгляд – лучшая похвала.

Но сейчас она не на своей территории, а на чужой, и капот под ней тоже отнюдь не собственный; Лис бы быть повнимательнее, поосмотрительнее, но это же Лис: бдительность этой бестолковой девчонке не свойственна. А жаль: могла бы избежать множества неловких ситуаций.

— Эй, мисс, вы ничего не напутали? — слышится мужской голос. Он эхом отдается в барабанных перепонках. Лис легко встряхивает головой, словно от надоедливой мухи отмахиваясь, и невозмутимо продолжает свое темное дело. Она не сразу понимает, что оклик адресован ей. И правда, вон, сколько мисс вокруг шатается, и каждую из них мог бес попутать.

— Это моя машина! — голос становится громче, настойчивее.

Лис вздрагивает. Она резко, словно от кошмара просыпаясь, подрывается вверх и только в самый последний момент избегает болезненного знакомства несчастной своей головы с капотом. Отойдя от тачки на безопасное расстояние, плутовка оглядывается по сторонам в поиске источника голоса. А, так вот он! – поджарый молодой человек с красивыми темными глазами.

— Я знаю! — кричит она в ответ. Сперва говорит, потом думает. — Я место вам грела!

Поняв всю абсурдность ситуации, Лис чертыхается и быстрым шагом уходит в сторону водительской двери. Она не знает, что делать, но так боится быть пойманной, что решает идти на поводу у инстинктов, а инстинкты твердят: «надо валить, валить, срочно валить, быстрее валить!». Вот только Лис не отражает, что валить надо одной, а не с тачкой. В моменты опасности мозг отключается; Лис понимает, что необходимо сматываться как можно быстрее, а быстрее – на тачке, а не на своих двоих. Логично? Логично! – и Лис вдавливает педаль газа до отказа. Далеко, увы, не уезжает: многострадальный капот встречается с ближайшим столбом. Тачка отделывается небольшой вмятиной, Лис – испугом.

Несчастный капот чужой тачки встречается со старым стволом столетнего дуба; слышится громкий удар металла о дерево, жалобный треск дряхлой сухой коры, скрежет и визгливый скрип тормозов. Но Лис звуки внешнего мира не различает, она бессознательно концентрируется на том, что происходит внутри. Внутри себя. В ее груди сердце бьется с такой силой, что с минуты на минуту сломает ребра; в ушах невыносимо громко шумит кровь и под ложечкой сосет. Дыхание сбивается, черт возьми, кажется, она забыла, как дышать! Сжав пальцами кожаный руль, Лис тяжело закрывает глаза и делает глубокий вдох. Тише. Спокойнее. Все хорошо. Главное, что живая, а остальное наладится.

Ей кажется, что в немом обездвижении она проводит не меньше часа, на самом же деле проходит не больше дюжины секунд. Этого хватает, чтобы прийти в себя не только морально, но и физически: дыхание восстанавливается, картинка перед глазами фокусируется, сердцебиение нормализуется. Лис снова – как бы на всякий случай – вбирает в легкие как можно воздуха и протяжно выдыхает через округленные губы.

Вслед за моментным аффектом приходит осознание. Что она наделала!

Лис чертыхается сквозь плотно сжатые зубы и медленно закрывает глаза. Отвесила бы знатный подзатыльник себе,  да голова бестолковая еще болит, вдруг хуже станет. Рассеянно почесав затылок, Лис приходит к решению: проблемы необходимо решать по мере их поступления. Первую – с состоянием аффекта после аварии – она благополучно решила и пришла в себя. Остаются еще две беды: во-первых, необходимо придумать план по спасению собственной задницы от наверняка разгневанного хозяина тачки; во-вторых, придуманный план нужно привести в исполнение. Отлично. Работаем-с.

Нервно барабаня ногтями, покрытыми черным лаком, по рулю, Лис пытается придумать план отступления. Необходимо сказать что-то такое, что сменит гнев хозяина тачки на милость, а хлесткий кнут на сладкий пряник. Думай, думай, думай! Голова на плечах не только для красоты и для еды.

«У меня дома трое детей, кормить их нечем, вот я и покатилась по кривой дорожке, простите, пожалуйста!»
«Че за наезды, слышь? Ты знаешь, кто я? Щас мои братки подъедут, вот и узнаешь!»
«Серийный убийца держал меня в плену шесть месяцев, двадцать три дня, пять часов и сорок восемь секунд. Мне удалось сбежать, но на своих двоих далеко не уйдешь, а он скоро меня нагонит. Вот мне и пришлось угнать тачку, извините, простите, зла не держите…»
«Меня похитили инопланетяне! Они положили меня в капсулу и проводили надо мной эксперименты! Это они заставили меня похитить тачку!»
«Во всем виновато правительство… оно строит планы по истреблению мирного населения.»

Одно или два оправдания выглядят более или менее правдоподобно, остальные даже у Лис вызывают желание закатить глаза и больше никогда их не выкатывать. А хозяин тачки, тем временем, приближается: Лис слышит его тяжелые – роковые –  шаги. Он заносит руку и толкает дверь, та с жалобным скрипом отворяется; в душный салон врывается свежий ветер, он проходится по щекам, по шее и по густым каштановым волосам. Словно в замедленной съемке Лис поворачивает голову и открывает рот, желая оправдаться, но хозяин тачки перехватывает инициативу и говорит сам:

— Ты в порядке?

Хочется ответить «да, все нормально», но слова застревают где-то в горле. Вместо этого Лис только и может, что смотреть на мужчину, как баран на новые вороты. Она совсем не понимает, что происходит, и почему вместо хорошей оплеухи она получает участие и сострадание. Найдя немного сил, чтобы промычать что-то неразборчивое себе под нос, Лис вдруг обнаруживает себя на улице. Она оглядывается по сторонам и замечает зевак, заинтересованных случившейся аварией. И, черт возьми, снова ей на помощь приходит хозяин тачки! Что происходит вообще?

— Просто у нее проблемы на курсах вождения, вот учится парковаться, это моя падчерица.

Лис машинально кивает, все еще не понимая, что происходит. Сострадание – это одно, а выгораживание – совсем другое. Выгораживание человека, который только что разбил твою тачку, совсем-совсем-совсем другое. Лис ничего не понимает и продолжает стоять, как истукан, забыв даже закрыть рот. А зеваки, быстро потерявшие интерес, медленно расходятся, оставляя Лис наедине с незнакомцем. Точно! Он просто ждал подходящего момента, чтобы расправиться с причиной своих бед и несчастий тет-а-тет! И его пальцы, железной хваткой окольцовывающие ее запястье, как кандалы, лишнее тому подтверждение.

— Ты ничего мне не хочешь объяснить? И лучше тебе не юлить. Или ты быстро из неумехи за рулём превратишься в воровку. Я выпущу тебя, но обещай мне не сбегать.
— Обещаю, — быстро отвечает Лис. Ее рука оказывается на свободе, и Лис первым делом предпринимает попытку к бегству, но путается в собственных ногах и неуклюже падает на асфальт. Не больно совсем, поэтому сразу поднимается, но вместо очередного побега запускает ладонь в волосы и рассеянно трет пятерней макушку, как бы извиняясь за очередной провал.
—  Мне просто интересно, нахера тебе это надо?
Отвечать на этот вопрос Лис не торопится – и правильно делает, потому что в следующее мгновение незнакомец спрашивает, голодная она или нет. Конечно, голодная! Лис всегда голодная. Энергично кивнув в ответ, Шреддер неловко переступает с ноги на ногу и ждет приглашения. Чуть погодя, мысли о сытном ужине сменяются подозрением вкупе с тревогой.
— А не меня ли ты часом сожрать хочешь?

— Конечно, а ты как думала? Накормлю и отвезу к себе в избушку, чтобы зажарить тебя, — отвечает незнакомец и ухмыляется. Лис косит на него лиловым глазом, прекрасно понимая, что всё это шуточки, но все же... наверное, он очень не любит владельца тачки, раз так легко простил Лис. Она ведь не просто попыталась угнать автомобиль – она его разбила! Капот всмятку, как лицо соперника МакГрегора, и несчастное дерево тоже. Впрочем, плутовке это только на руку: она малой кровью отделалась и в прямом, и в переносном смысле. Незнакомец не собирается выяснять отношения, не планирует подавать в суд и даже не бежит в полицию… это малая кровь в переносном смысле. А в прямом: четыре ссадины – две на коленях, одна на щеке и одна на плече. Синяки – дело житейское, и Лис к ним привыкшая. Она, на минуточку, целых три года на улице провела: работала за копейки то официанткой, то посудомойщицей, то уборщицей; ошивалась по квартиркам таким, что представить страшно (в одной из них был притон); трижды – или четырежды? – вовсе оставалась без крыши над головой и ночевала в городском парке на лавочке. Было жестко, зябко и неудобно. И очень-очень страшно. Такие приключения закалили Лис, но ничему не научили: она как была балбеской, так ею и осталась. Только теперь она балбеска, уверенная, что море по колено, а до звезд рукой подать; она бесстрашная, бессмертная и бесконечно бестолковая. Слепая вера в собственную неуязвимость когда-нибудь погубит Лис, это точно, но не сейчас, и добрый самаритянин тому весомое доказательство. Он не только не разозлился – он развеселился и даже предложил вместе пообедать.

Что и требовалось доказать! Лис сходят с рук любые проказы; плутовка может делать все, что душе вздумается, и не бояться наказания, возмездия или кары небесной. На самом деле единственное, что действительно страшит Лис, это Раф. Их отношения более или менее стабилизировались – он даже перестал срываться на нее без повода – и портить воцарившуюся идиллию собственными выходками ей вовсе не хочется. Но не будем о грустном, в конце концов, Лис страшно повезло, и везением этим грех не воспользоваться.

— Или отжарить? — хмыкает Лис, принимая вид  свой самый оскорбленный. Выдержав драматическую паузу и, наверное, несколько сконфузив собеседника, она едва заметно улыбается, а потом и вовсе весело – весьма заразительно – смеется. Это так весело – говорить глупости, смущая людей! Ладно-ладно, не будем и дальше проверять терпение красавчика на прочность, он и так изрядно понервничал сегодня. Не хватало, чтобы он передумал и вызвал чертовых полицаев, этих продажных блюстителей закона. — Прости-прости, не смогла устоять. Видел бы ты свое лицо! Обожаю нести чушь. В этом я профессионалка.

Пауза. Оба пользуются вербальной заминкой, чтобы зайти в большой торговый центр; Лис, воровато оглядевшись по сторонам, натыкается взглядом на изумительные новогодние украшения. Какая красота! Веселые разноцветные гирлянды подмигивают ей из каждого магазинчика, словно приглашая войти; на стенах висят лохматые зеленые венки, усеянные сладкими красными ягодами; и везде искрятся серебристые снежинки, золотые кружева и узоры. Просто голова кругом от такой красоты. Пройдя вглубь первого этажа, Лис останавливается, как истукан, медленно поднимает голову и  машинально открывает рот. Вопли восхищения застревают в горле, поэтому рот так и остается открытым; перед ее глазами возвышается огромная темно-зеленая елка. В ней не меньше пяти метров! Под елкой навалены подарки – большие цветастые коробки, перевязанные бантами, и Лис ловит себя на мысли, что хочет их все. Она знает прекрасно, что коробки пустые, но… но они такие красивые! Как устоять?

— Пицца или что-то посерьезнее? — его голос звучит откуда-то издалека, и Лис едва заметно вздрагивает. Она так очаровалась елкой, что забыла обо всем: о неудачном угоне, об аварии, о синяках и ссадинах, о добром самаритянине. Впрочем, Лис быстро опоминается и рассеянно улыбается, погружаясь в собственные мысли. Пицца или не пицца? Это серьезный выбор! Нельзя так просто взять и решить, необходимо все тщательно взвесить!

— Пицца, — выносит она вердикт и расстегивает теплую красную куртку, отороченную густым серым мехом. Шмыгнув носом, Лис бодро шлепает в сторону ближайшего кафе, расположившегося на первом этаже, за елкой. На ходу Лис неловко стягивает с себя шарф, встрепывая густые каштановые волосы, и запихивает его во внутренний карман куртки. Чтобы не потерять из виду самаритянина, Лис притормаживает и снижает скорость. Несколько мгновений, и они равняются, а потом и вовсе заходят в кафе. Лис оглядывается в поиске свободных столиков.

— Я Натаниэль, не владелец машины. Однако можешь не переживать, хозяин не самый приятный человек, — говорит он. Лис медленно поворачивает голову в сторону самаритянина, поднимает подбородок и несколько мгновений смотрит в глаза напротив. Взгляд изучающий, взвешивающий все «за» и «против»; Лис думает, можно ли назвать собственное имя. С одной стороны, Натаниэль дал понять, что зла не держит, не сердится и даже не обижается. С другой стороны, сколько они знакомы? – от силы двадцать минут. За это время нереально узнать человека, нереально понять, что происходит в его голове. Вдруг он хочет знать имя, чтобы потом написать на Лис заявление в полицию? Тогда ей проблем не избежать. А если вспомнить, что дело Лис – точнее Зельды – до сих пор пылится в полицейских архивах… Фишка в том, что сбегая из дома, она прихватила с собой несколько тысяч евро, и мать написала на дочь заявление в полицию. Дело до сих пор не закрыто и, наверное, ждет своего звездного часа на дальней полке архива. Впрочем, это только имя, к тому же ненастоящее. Ничего плохого не произойдет, если Лис представится. Да?

— Меня зовут Лис, — откликается она и решительно двигается к столику, расположившемуся возле большого окна, растянувшегося от пола и до потолка. Лис нравится возможность сидеть и жевать, разглядывая прохожих через одностороннее стекло: она их видит, а они ее – нет. К тому же с этого места открывается отличный вид на елку, поставленную посреди парковки. Лис любит елки, как и прочую новогоднюю утварь. И Новый Год она любит. Ах, эта предпраздничная суета! Магазины, набитые доброжелательными покупателями; доносящиеся отовсюду поздравления с наступающим рождеством; подарки, цветные обертки и новогодняя музыка. И обязательный атрибут – ожидание чуда. В этом году чудо с ней случилось: она встретила праздник с Рафом. И не в Мадриде, а в Швейцарии! Лис впервые побывала заграницей и осталась страшно довольна путешествием. И как после этого не верить в волшебство? — Ну, раз хозяин не самый приятный человек, то переживать я не буду, — впрочем, она не собиралась этого делать в любом случае. Заставить Лис переживать может только заявление в полицию, остальное – чушь. — А почему ты такой мими? Ну, то есть, — она стягивает с плеч куртку и закидывает ее на спинку стула, остается в свободной белой майке и узких темных джинсах. — Любой другой человек, окажись он на твоем месте, устроил бы мне настоящую взбучку. Или копов бы вызвал. А ты… ты даже не ругался. Еще и накормить решил. Ты че, с другой планеты? Другого объяснения у меня нет, — Лис улыбается и, когда приходит официант, заказывает самую большую мясную пиццу, двойную порцию картофеля фри и глинтвейн. О том, что это может ударить по кошельку Натаниэля, она не думает. Лис вообще никогда не думает о том, что может доставить кому-нибудь неудобства.

На кухне, скрытой от любопытных глаз посетителей, гремят сковородки, елозят по разделочным доскам ножи и шкворчит раскаленное донельзя масло. Изредка слышится треск огня: наверное, некоторые из блюд, в том числе пицца, готовятся в настоящей печи. Постоянно что-то падает, трещит, бежит, кипятится; время от времени до просителей доносится ворчание поваров и официантов. Лис нравится слышать посторонние звуки: они напоминают, что за стенами кафе есть жизнь, она бурлит, кипит, клокочет, бьет ключом. Эту жизнь не скрыть за дверью с небольшим круглым окошком, не спрятать за стенами, украшенными гирляндами и сосновыми ветвями, не перебить легкой рождественской музыкой. Жизнь есть, хотя ее не видно; почему-то осознание этой простой истины будоражит. И как после этого люди могут заявлять, что инопланетян не существует? Впрочем, сейчас не о них.

Воровато оглянувшись по сторонам, плутовка цепляется взглядом за миловидную официантку, несущую в руках огромный деревянный поднос. А на нем пицца! Большая, просто огромная пицца! От нее исходит пар, густой и вязкий, словно дым; немногочисленные посетители оборачиваются вслед официантке, но смотрят вовсе не на длинные ровные ноги, а на пиццу. Лис, когда слышит аромат болоньезе, мяса, салями и куриного филе, едва не подскакивает на месте от нетерпеливости. Быстрее, быстрее, быстрее! – быстрее несите сюда мою прелесть! Неосознанно притоптывая ногой под стулом, она не сводит темных глаз, беспокойно блестящих в свете ярких гирлянд, с пиццы и шумно сглатывает подступившую к горлу слюну. Сейчас она похожа на хорошенькую маленькую собачку, которой положили на нос кусок мяса и сказали ждать. Собачонка часто дышит, нетерпеливо топает лапками по паркетам пола, смотрит преданно и верно и ждет. Вот и Лис также. Когда пицца переезжает на стол, Лис едва сдерживается, чтобы не наброситься на нее. Так и хочется зарыться мордочкой в густом горячем тесте!

Держи себя в руках, женщина, ты же женщина, а не поросенок!

Оставаться относительно культурной ей помогает большой стеклянный стакан с глинтвейном, переезжающий на стол вслед за пиццей. Он горячий, как кастинги Вудмана, и вкусно пахнет пряностями. Лис пододвигает высокий стакан ближе, обхватывает губами трубочку и делает два обжигающих глотка. Черт возьми, как хорошо! Согревает, словно внутрь залили не меньше, чем настоящий ирландский виски. Лис щурится, как довольная кошка, поднимает голову и с нескрываемой благодарностью глядит на самаритянина. Это ведь он устроил ей праздник живота!

— Другая планета ближе, чем ты думаешь. Проверни это ты с моей машиной, я бы сдернул с тебя три шкуры, и никакие отжарить, как ты выражалась, не помогли бы и близко. Ты просто сделала мне одолжение, а это должно оцениваться, разве нет?

— Ну, наверное, да, — она жмет плечами, — обращайся, если чо. Я не часто разбиваю чужие тачки, но для тебя сделаю исключение, — она улыбается и снова принимается воевать с глинтвейном. Горячее крепкое вино на голодный желудок грозит быстрым опьянением, но Лис это не пугает, она любит быть пьяной. Такой пьяной, чтобы и море по колено!

Щас бы покурить; она мечтательно вздыхает и смотрит за окно.

Сделав еще два глотка, Лис поднимает глаза и принимается гипнотизировать взглядом пиццу. Взять первый кусок плутовка не решается, в конце концов, это право остается за тем, кто платит. Впрочем, еще немного, и она пошлет в далекие дали все правила приличия: пицца слишком соблазнительно выглядит. Так и происходит: Лис не выдерживает и тянет лапки за первым куском. Божмой, он просто прекрасен! Горячий тягучий сыр тает во рту, болоньезе на вкус, как амброзия, и сколько мяса, мяса, мяса!.. Лис закатывает глаза от удовольствия, а из груди вырывается тихий стон наслаждения. Это определенно гастрономический оргазм. Расправившись с куском за считанные секунды, она запивает все это дело глинтвейном и вытирает ладони салфетками. Безразмерная желтая толстовка чудом остается чистой: Лис ведь поросенок, она и сама вся измажется, и соседа измажет. Но не сегодня.

— Может все же расскажешь, зачем тебе сдалась эта тачка?

Глинтвейн, пицца, тепло и легкая рождественская музыка делают свое дело: Лис расслабляется, вся настороженность в ней испаряется, словно сахар в горячем кофе; она больше не переживает, что сболтнет лишнего. К тому же самаритянин, если бы хотел ее сдать, то давно бы сдал.

— Там долгая и мутная история, если честно, — Лис берется за картофель фри, — у меня есть тачка, она досталась мне от бывшего парня. На ней он разбился в гонках. Насмерть. И эта гребанная тачка – единственное, что осталось после него. Она в щи после аварии: бампер и капот всмятку, крылья помяты, двигатель постоянно шумит, свечи в масле, тормоза визжат, как резаные свиньи… в общем, всё плохо, её легче отвезти на свалку, чем пытаться поставить на ноги… на колеса то есть. Но совесть не позволяет избавиться от нее. Пытаюсь починить. Но многие детали, которые мне нужны, либо слишком дорогие, либо… пиздец какие дорогие. Надо целое состояние иметь, чтобы их достать, а я бомж, — есть, конечно, Раф, но он никогда не разделял увлечение Лис, а потому денег не выделял. Это, наверное, неудивительно после того, как в гараже на нее свалился аккумулятор и в мясо распорол ногу. Лис едва не померла от потери крови. — Я знаю, в каких тачках детали если не идентичны, то похожи. И иногда я… не ворую, нет, а занимаю на время! Без дальнейшего возвращения, — она виновато улыбается и тут же заедает чувство вины вторым куском пиццы. — В твоей тачке, которая оказалась вовсе не твоей, был поршень, который мне нужен, вот я и сунулась. Больше не буду, честное еврейское.

Очередной глоток глинтвейна – горячего и терпкого, ароматного – обжигает горло, и Лис жмурится вновь, словно довольная кошка; того гляди, заурчит от удовольствия. И с нескрываемым разочарованием девочка вдруг обнаруживает, что любимый напиток, ассоциирующийся с морозной зимой, подходит к неизбежному завершению. Тоскливо побулькав остатками вина через трубочку, Лис поднимает блестящие глаза и немо, одним только взглядом, спрашивает о добавке. Самаритянин, кажется, не против совсем, и мгновенно повеселевшая плутовка жестом приглашает официанта к себе. Мальчишка чуть старше Лис обворожительно улыбается, когда принимает заказ, и Лис замечает его безукоризненно белые зубы. Наверное, от поклонниц отбоя нет. Или от местных стоматологов, сколотивших целое состояние на отбеливании.

Через несколько мгновений вторая порция горячего глинтвейна переезжает на стол, и Лис с жадным удовольствием обхватывает губами трубочку. Она еще не пьяна, но уже навеселе, и это самое прекрасное состояние. Вдруг слуха касается знакомый писк входящего сообщения, но девочка не сразу понимает, что это ее новенький айфон напоминает о собственном существовании: до сих пор она забывает о том, что в карманах имеется телефон. Дело в том, что после побега из отчего дома Лис пришлось позабыть о многих чудесах современной техники: о компьютерах, о ноутбуках, о телефонах. Да что там, Лис забыла даже о крыше над головой, о мягкой кровати и о горячей воде. И о том, что за нее могут волноваться, забыла тоже. Раф до сих пор ругает бестолковую девчонку за то, что она без вести пропадает на час, на два, на сутки… а Лис просто отвыкла отчитываться. Четыре года подряд девчонка шаталась по злым холодным улицам, и никому не было до нее дела. А тут… нате! – за нее беспокоятся. Переживают. Порой места себе не находят. Так переживают, что даже подарили айфон самой последней модели в надежде, что столь дорогую и модную игрушку Лис точно из рук не выпустит.

Навострив уши, Лис хмурится и принимается нервно постукивать себя по карманам в поиске телефона. А, вот он! – и красивый белый смартфон покидает пределы желтой толстовки. На приветливо загоревшемся экране высвечивается вопрос: «где тебя носит?». Лис бессознательно улыбается: она читает эти слова беззлобным, но ворчливым голосом двадцать второго. Забыв на несколько секунд о самаритянине, Лис ловкими пальцами печатает ответ: «встретила друга в моле, пью с ним кофе и ем пиццу. скоро буду, медленно снимай с себя штаны». Расправившись с двадцать вторым, Лис аккуратно кладет телефон на стол и, шмыгнув носом, снова смотрит на Натаниэля.

— Теперь мне более понятны твои действия, но все же ты сильно рисковала. И мне жаль твоего парня, — говорит он. Лис в ответ только плечами жмет.
— А че его жалеть, он же мертвый уже, ему все равно, — хмыкает Лис, но все же вздыхает тоскливо и грустно, — мне больше себя было жалко, это ж мне пришлось страдать, реветь и периодически хотеть выйти в окно.

Пауза. На кухне падает что-то большое и чугунное, дьявольски тяжелое, наверное, сковородка. Посетители и персонал, словно по военной команде, поворачивают головы в сторону кухни, но там воцаряется тишина. Лис почему-то смешно, и она улыбается.

— Да ладно тебе, я тебе позволю забрать из машины все, что тебе нужно, хотя бы по тому, что хозяин не будет ее восстанавливать, ему проще купить новую. Потом она попадет на свалку, откуда ее купит тот, кто будет, как ты, пытаться привести ее в божеский вид. Так что пользуйся, пока есть возможность, — и он, словно сказал нечто само собой разумеющееся, делает невозмутимый глоток кофе. А Лис… у нее все мысли в голове делают артистичное сальто. Серьезно? – ее челюсть падает куда-то в область плинтуса. Серьезно? – ты разрешаешь мне взять все детали? Вот так? Вот так просто? И бесплатно? От изумления Лис даже глинтвейном давится, но быстро стучит себя кулаком в грудь и приходит в порядок. Ее брови  вскинуты так высоко, что, того гляди, улетят вслед за птицами в теплые края, а рот бессознательно открыт. В темных глазах, обрамленных длинными черными ресницами, восторг мешается с недоверием.

— Отдашь? Бесплатно? Просто так? — переспрашивает она, не веря собственному счастью. Лис и счастье – это как пиво и водка – вещи несовместимые. Ей не везет по жизни, а единственное, что девчонка выигрывала в лотереях – это бесплатные пиздюли и чупа-чупс. А здесь и сейчас… черт, да что с ним такое? Впрочем, ответ находится сам собой: Лис не везет в картах, но везет в любви. Люди почему-то симпатизируют маленькой безголовой девчонке, неуклюжей и храброй, малость нагловатой,  харизматичной и смешной. Даже великий и ужасный Рафаэль Суарес, завидный холостяк и любимец женщин, не устоял перед веселым обаянием внеплановой соседки, хотя пытался, отчаянно пытался; до сих пор пытается.

Он просит быть осторожной, и Лис кивает. Она все еще под впечатлением от невиданного акта щедрости, а потому принимается всасывать в себя глинтвейн с особым рвением; на предпоследнем глотке он ударяет в голову, и Лис расслабляется окончательно и бесповоротно. Нет, она все еще не пьяна; ей, чтобы опьянеть, необходимо влить в себя не меньше галлона пива или целой бутылки виски. Но она расслаблена и спокойна, словно утреннее море в июне. И это прекрасно. Но отказаться от очередного куска пиццы выше ее сил, поэтому через несколько мгновений большая тарелка, на которой дымилось итальянское тесто с сыром и с мясом, пустеет; девочка ловит себя на мысли, что съела бы еще столько же.

— Так что может что-то еще есть в этой машине?
Лис, откинувшись на стуле, задумчиво чешет затылок; каштановые кудри рассыпаются и спине, болтаясь из стороны в сторону. Длинные густые волосы красиво блестят в свете серебристых гирлянд.
— Я так сразу и не скажу, — хмурится, — визуальная память у меня вроде в норме, увижу и скажу, что мне надо, а что нет. Пошли? — Лис не терпится, и она, дождавшись самаритянина, поднимается с места. На плечи возвращается красная куртка фирмы Columbia, ее большой капюшон оторочен густым серым мехом. Шмыгнув носом, она покидает пределы мола и стремительно, решительно шлепает к тачке. По-хозяйски девочка открывает капот, нагибается над ним и принимается внимательно изучать делать. — Поршень точно надо, — она, когда думает, всегда сама с собой разговаривает. — А еще, пожалуй, — она отстраняется и обходит самаритянина с плеча, ловко садится возле одного из колес, — от колодок не откажусь. Только как их свести… Мне нужны инструменты.

Приходится повозиться, чтобы провода соединились правильно. Вообще Лис умеет угонять машины, но после переезда к Рафу пришлось бросить многие вредные привычки – пить, курить и воровать – а потому многие из старых навыков, приобретенных в прошлой жизни, благополучно забылись. Пару часов назад, когда Лис попыталась угнать тачку, в ней взыграл адреналин. Он привел в действие мышечную память, и провода соединились между собой самостоятельно, как будто без участия незадачливой воровки. Сейчас же, когда девочка расслаблена и сыта, немного пьяна, ей приходится думать и вспоминать. Как назло, все знания улетучиваются из головы так же быстро, как и припаркованные возле мола тачки. Сосредоточенно нахмурив брови, она возится с проводами не меньше десяти минут; иногда – задумчиво чешет затылок, встрепывая густые волосы, иногда – хмыкает и бубнит что-то неразборчивое себе под нос. И вот, аллилуйя! – провода встают на положенные им места, и двигатель заводится. Он рычит, ворчит, хрипит, но все же заводится; автомобиль явно не в восторге от такого обращения. Действительно, сперва попытались угнать, потом разбили, а теперь везут на металлолом.

Тачка еле тащится, она как будто чувствует, что ее ждет через несколько десятков километров. Лис, бессердечно игнорируя жалобные хрипы двигателя, праздно сидит на пассажирском сидении и смотрит в окно. В салоне жарко: куртку приходится расстегнуть, а потом и вовсе стащить, оставшись в одной желтой толстовке. Убрав ненужное сейчас шмотье на заднее сиденье, Лис разглядывает пейзажи за окном и через несколько кварталов говорит, что пора тормозить. Они останавливаются в небольшом промышленном районе на окраине Мадрида: в выходной день, тем более вечером, здесь почти нет людей. Только охранник, который сейчас тайком смотрит испанский мыльный сериал, да неприкаянные бомжи.

Отворив дверь, Лис ловко спрыгивает на асфальт и разминает затекшую шею; слышится негромкий хруст суставов. Воровато оглянувшись по сторонам, плутовка приходит к выводу, что все чисто, можно работать и не бояться быть пойманными. Впрочем, надо, наверное, опасаться копов, они могут в любой момент заявиться в этот район с патрулированием.  Самаритянин открывает багажник, и Лис принимается внимательно изучать имеющиеся инструменты. Все это хорошо, все это ей знакомо, но… она понятия не имеет, как свести колодки этими инструментами. Знает, что можно, но не понимает, как; задумавшись, Лис шмыгает носом и достает из кармана уже знакомый телефон. Несколько быстрых махинаций, и вот девочка, сосредоточенно нахмурив брови, смотрит соответствующий ролик на ютубе. В нем полный мужичок с красной физиономией учит чайников сводить колодки в домашних условиях. Изредка Лис ставит ролик на паузу, чтобы проверить наличие тех или иных инструментов, и в результате делает все быстро и удивительно ловко. Это, наверное, ее талант – ладить с тачками. И с их внутренностями.

— Как успехи с восстановлением то? — спрашивает самаритянин, когда Лис, нагнувшись над капотом, ковыряется в свечах. Она не любит возиться со свечами, постоянно руки в масле.
— Тачки-то? — она поворачивает голову и смотрит на Натаниэля через плечо, — не так, чтобы хорошо. Просто… детали ведь очень дорогие. И редкие. Такие не продаются в среднестатистических магазинах автозапчастей. Я восстанавливаю не «рено» и не «шевроле», у меня «шелби джити350», можешь загуглить, какая она красотка, — если честно, Лис даже хочется, чтобы самаритянин увидел ее тачку, ее умницу и красавицу, ее гордость и радость. — Это спорткар, гоночная тачка; ее легче в металлолом отдать, чем пытаться восстановить. Но я же упорная, — она смеется, — упрямая, матерая и все такое. Я так просто не сдаюсь! — разобравшись с поршнем, Лис отходит к заднему колесу и принимается усердно возиться с ним. Ей хватает сил и знаний для того, чтобы свести колодки без серьезного ущерба, так, пара незначительных царапин.

Теперь у нее есть колодки и поршень.
А заодно – тачка, которая не поедет без вышеназванных деталей.

— Слушай, я тут подумала, — она запихивает детали в рюкзак, предусмотрительно прихваченный из дома, а потом накидывает на плечи старую добрую куртку, — а хозяин тачки не зажжется желанием отыскать членовредительницу и настучать ей по щам? Просто… я сейчас живу с человеком, который очень остро реагирует на все мои неприятности. И он меня без приправы сожрет, если твой родственничек заявится к нему в дом и скажет, что я пыталась угнать его тачку, а потом разобрала ее на сувениры, — Лис шмыгает носом и оглядывается. С приоткрытых губ срываются клубы полупрозрачного пара, взвиваются вверх и быстро растворяются. — Кстати, как мы будем добираться домой? Если на своих двоих, то дойдем к завтрашнему утру, не раньше, — усмехается плутовка. Мадрид все же не маленький город. Шмыгнув носом, девочка снова оглядывается по сторонам и натыкается на двух бомжей, идущих руку об руку. Они бессвязно смеются, прикладываются к одной бутылке и хрипло, совсем не мелодично, поют песню на незнакомом Лис языке.

Телефон вновь напоминает о собственном существовании звуком сообщения. Лис, неловко порывшись в карманах, достает айфон и читает беспокойное сообщение от Рафа. Кажется, он всерьез переживает о своей сожительнице, пардон, теперь уже девушке. Помедлив, девочка закусывает нижнюю губу и отвечает: скоро буду, не переживай; ты снял штаны?