Последние пять месяцев ты больше не была собой. Улыбалась, но без прежнего блеска в тёмно-карих глазах. Смеялась сдержанно. Говорила куда меньше. Работала ещё больше. Обнимала, но не прижималась каждой клеточкой тела. Целовала, но не до головокружения. Не танцевала в барах, не выпивала с незнакомцами на брудершафт, не дурачилась, не каталась на лыжах, не пила ром, не фотографировалась. Ты словно стала собственной тенью, утратив самые яркие свои черты. Потому что и вся твоя жизнь потеряла былую яркость. И ты знала, что причина, как бы тебе этого не хотелось, кроется не в переезде, не в новой работе и даже не в мужчине, что признался тебе в любви и готов познакомить с родителями. У истинной причины твоего затяжного ненастья тёмные волосы, тёмные глаза, широкие плечи, охуительный пресс и татуировка. Истинную причину новой жизни и новой тебя зовут Дейрон Эттвуд, и как бы ты не старалась, как бы не пыталась, за пять чертовски долгих месяцев ты так и не смогла его забыть.

Да, с вашей последней встречи много что изменилось в твоей жизни. В тот мартовский чуть прохладный день ты уехала из его квартиры со своими вещами, и больше вы никогда не виделись. Причина ссоры была предсказуема: ваши с ним графики жизни никак не хотели выстраиваться в одну линию. И вдруг тебе предложили работу в другой авиакомпании, с рейсами по Америке. И ты задумалась, потому что искренне любила все эти перелёты по Европе. Дейрона ты тоже любила, но всё же это было важное решение, и тебе нужно было время. В первую очередь, чтобы напомнить себе, что Эттвуд стоит любых перемен. Но ему твои очередные сомнения не понравились. Иронично, ведь он так и не узнал, что ты согласилась на новую работу и последние месяцы летаешь из штата в штат, и куда чаще бываешь дома. Собственно, в новом офисе ты и познакомилась с Мэттью, и для него это точно была любовь с первого взгляда. А для тебя... какая-никакая попытка попробовать наладить свою жизнь, ведь если тебе однажды удалось влюбиться, так почему не попробовать снова?

Вчера ты вернулась с рейса, и впереди тебя ждали несколько свободных от работы дней, поэтому проснулась ты после полудня, спустилась в ближайшую кофейню за кофе и выпечкой, а на обратном пути обнаружила в почтовом ящике какой-то чек. Точно не по работе, и вначале ты даже думаешь, что кто-то ошибся, то на чеке чётко значится твоё имя и немаленькая сумма. Поднимаешься в квартиру, следуешь на кухню, не выпуская загадочную бумажку из рук, и вдруг в кармане вибрирует телефон, на экране которого высвечивается «Мэттью».

– Привет, любимая. Не разбудил?
– Привет! Нет, я уже проснулась и собираюсь завтракать.
– Перейду сразу к делу, потому что всё равно не знаю, как правильно преподнести этот вопрос... – и ты напрягаешься, потому что последний месяц всячески избегаешь знакомства с родителями, а впереди у тебя столько выходных, что найти причину для отказа будет сложно. – Я только что видел рекламу выставки, которая сегодня открывается в какой-то галлерее, и я готов поклясться, что там мелькали кадры с тобой. Лица видно не было, но татуировка у неё на шее точь-в-точь как у тебя. И пульс в твоих висках начинает заглушать все остальные звуки, в том числе голос Мэта. Чек, выставка, галлерея, фотографии – у всего этого мог быть только один знаменатель.
– Ой, да мало ли брюнеток со звёздочками на шее. Не забивай голову, – пытаешься звучать убедительной и радостной, пока сама открываешь ноутбук и вбиваешь в гугле слово "выставка" и рядом имя, до сих пор вызывающее боль в области сердца. Находишь сайт, листаешь кадры и не можешь поверить глазам – среди множества различных кадров, там и правда находятся твои фотографии. Прекрасные, глубокие, обезличенные, но всё ещё твои. И ты уже не сомневаешься, где проведёшь вечер, хоть до конца не понимая, зачем.

На открытие выставки приезжаешь за час до закрытия. На тебе – длинное вечернее платье с открытой спиной, туфли на шпильках, распущенные волосы скрывают тату на шее, а в маленькой сумочке лежит чек, который ты собираешься вернуть лично Дейрону в руки. По залу ходят толпы людей, все пьют шампанское и рассматривают большие полотна в рамках на белых стенах. Виновника торжества не видно, и ты просто переходишь от фото к фото. Вот ты в Испании, в номере Эттвуда. Вот в Греции, в студии. Вот в Лондоне, в его квартире. Все лучшие воспоминания собраны здесь, в этих залах, и к глазам предательски подступают слёзы, и тебе стоит больших усилий, чтобы сдержаться и взять себя в руки.

Взгляд твой скользит по фотографии, на которой запечатлен один из самых прекрасных дней в твоей жизни. Вот даже в этом кадре, где не было видно ни улыбки, ни блеска в глазах, ни учащённого от возбуждения дыхания, ты всё равно чувствовала счастье и любовь, в которой в тот день в греческой студии ты ещё не была готова признаться ни себе, ни ему. Тонкая ключица, волосы убраны наверх, и лишь одна прядка выбивается и ниспадает к плечу. Кажется, это был один из последних кадров, прежде чем Дейрон подхватил тебя и опустил на диван. Тогда, в Греции вы чуть было расстались навсегда, но судьба снова свела вас вместе, давая ещё один шанс. Шанс, который вы оба по итогу проебали. Жалела ли ты, что тогда в самолёте вы всё же помирились? Нет. Было бы проще расстаться тогда и больше не видеться? Да. Но проведённые вместе пара месяцев стоили каждой боли, что сейчас разрывала твоё сердце. И поездка в горы, и каждая новая встреча, и каждая проведённая вместе ночь, и каждое совместное утро – всё это стоило и тоски, и злости, и пролитых в одиночестве слёз.

Каждое фото с тобой было прекрасно – на них ты казалась одновременно и такой призрачной, и такой живой. А ещё текучей, хрупкой, плавной и невероятно сексуальной, и от мысли, что именно такой Эттвуд и видел тебя, ты даже не в силах сделать вдох, будто грудную клетку твою стянул металлический обруч. Ты даже не могла сделать шаг в сторону, прикованная взглядом к фотографии, словно находясь под гипнозом. Но вдруг, где-то совсем неподалёку раздаётся знакомый до боли. до мурашек по позвоночнику низкий голос, и ты вся обращаешься в слух. Не шевелишься и даже не дышишь, чтобы не упустить ни слова. Он говорит «всегда ускользала», и ты кусаешь губу, чтобы не заплакать. Он говорит «любил её», и сердце твоё, покрытое шрамами и ссадинами, прорывает грудную клетку, ломает рёбра и падает к ногам, разбиваясь в дребезги. Любил. Прошедшее время, потому что всё и правда прошло. Должно было пройти. Пять месяцев – большой срок. В твоём случае, правда, недостаточный, но какое это имеет значение?

– Я не ожидала увидеть здесь себя... – киваешь в сторону фотографий. Тебе ужасно сильно хочется выглядеть равнодушной, хочется звучать спокойно и уверенной, будто всё это тебя не трогает, будто он тебя не трогает. Но впервые за эти сто пятьдесят дней он стоит так близко, что кровь начинает закипать в венах, зрачки расширяются, дышать приходится чаще. – Мог бы приложить записку. Неужели я не заслужила даже этого? – смотришь в глаза, говоришь негромко, потому что эти слова касаются только Эттвуда и никого больше. Из клатча достаёшь чек и протягиваешь его мужчине. – Отдай на благотворительность, мне он не нужен. В этот миг пальцы ваши соприкасаются, и разряд тока пронзает твоё тело. Взгляд твой проходится по лицу брюнета, словно рисуя дорожку от его тёмных глаз к губам, и уже в следующую секунду ты принимаешь скоропалительное решение. Самое неправильное из возможных. Самое необдуманное из возможных. И самое правильное за все грёбанные 5 месяцев. Притянув Дейрона за руку, в которой всё ещё был зажат чек, ты жадно целуешь его в губы. Кажется, что все присутствующие замолкают и смотрят на вас, даже раздаются несколько фотоспышек, но прямо сейчас тебе плевать. Каждой клеточкой тела ты чувствуешь, как соскучилась. Но да, этот поцелуй не отменяет того факта, что вы больше не вместе. Поэтому отстранившись, ты ещё несколько мгновений смотришь ему в глаза и... сбегаешь.

Но не далеко. За углом здания – маленькая кофейня, где сейчас никого, поэтому ты заказываешь первый попавшийся напиток и располагаешься за самым дальним столиком. Только чтобы отдышатся и позвонить Мэттью – он не должен узнать все из фотографий в сми или от каких-то знакомых, которые могли оказаться на этой же выставке. Это было бы нечестно по отношению к нему, и Алисии годовой давности было бы плевать – но нынешней, с разбитым в дребезги сердцем нет, потому что она никому не пожелает испытать того же. Не пожелает, но всё же сделает это с мужчиной, которого так и не успела полюбить. Разговор был ужасным, неприятным, но к концу ты вдруг почувствовала облегчение, потому что сказала абсолютную правду. И про Дейрона, и про разрыв, и про чувства, которые никуда не делись. И даже если это будет последняя встреча с Эттвудом, ты не можешь использовать Мэта как запасной вариант. Так что пусть лучше одна. Тебе так всегда было проше.

В галлерею ты возвращаешься, когда гости уже разошлись. Дейрон стоит у одной из твоих фотографий, и ты тихо подходишь к нему со спины.
– Почему ты не избавился от них? Он разворачивается, но ты не спешишь подходить ближе. Ты и так часом ранее нарушила все позволительные границы. Какое-то время молчишь, не сводя с него взгляда. – Я больше не хочу сбегать.

Всю жизнь ты бежала от чувств как от огня, потому что жила с уверенностью, что в них нет ничего хорошего. Они делают нас слабыми, уязвимыми, несчастными. Ты подпускаешь человека близко, позволяешь чувствам зародиться, расцвести, а потом вырываешь их вместе с сердцем из груди, оставляя зияющую пустоту между рёбер. Двадцать шесть лет ты выстраивала стены, границы, вешала замки, прописывала собственные уставы и законы, чтобы никогда не испытать боль. А потом ты встречаешь его, и он словно стихия сносит всё, что ты так долго строила. Занимает все твои мысли, заполняет душу, добирается до сердца, и ты чувствуешь себя такой счастливой, что не жалеешь ни о стенах, от которых остались лишь руины, ни о разломанных на детали замках, ни о сожжённых правилах. Ты подпускаешь его настолько близко, что вы становитесь одним целым. Каждая встреча – эндорфинный всплеск. Каждое прикосновение – рай. Каждый поцелуй – любовь, наполняющая всё твоё тело, до кончиков пальцев. Да, ты всё это потеряла, разбила собственными руками, учичтожила, растоптала, поддавшись внутренним страхам; да, сердце твоё болело так, как никогда прежде; да, ты множество вечеров провела, рыдая в подушку; да, ты была уверена, что уже никогда не полюбишь так сильно. Но если бы тебе выпал шанс снова испытать счастье тех нескольких месяцев именно с этим мужчиной, ты бы ни секунды не сомневалась, потому что хоть ты теперь и знала на собственном опыте, что чувства могут сделать тебя несчастной и причинить боль, но каждое из прекрасных воспоминаний, что ты до сих пор хранила в сердце, стоило этого.

А ещё ты была уверена, что вы больше никогда не встретитесь. Что судьба наконец закончила с вами, наигралась, повеселилась, и нашла кого-то нового для издевательств, а вы можете спокойно жить дальше, и может однажды тебе бы удалось окончательно забыть о чувствах к Дейрону, залатать сердечную мышцу, позволить себе испытать любовь к другому мужчине, завести с ним семью, и однажды при воспоминании об Эттвуде сердце перестанет ныть как перелом в плохую погоду, и останется только благодарность за то, что он показал, что ты способна отказаться от страха и отдаться во власть чувствам. Пяти месяцев не хватило, чтобы забыть, но надежда ещё оставалась. Ровно до сегодняшнего дня.

Потому что стоило тебе увидеть этого брюнета, как все чувства, что ты пыталась утопить в себе, прятала, скрывала, заменяла какими-то другими – все они выплыли наружу, будто и не было этих пяти месяцев. Один его поцелуй напомнил тебе и о том, как тебе было хорошо с ним, и о том – как было плохо без него. И среди всех этих бесконечных эмоций, среди любви, боли, страсти, тоски, нежности, желания не оставалось место лишь для одной – для страха. Потому что главное, что ты поняла за эти пять месяцев: не страшно подпустить его очень близко – страшно, что он окажется далеко.

Дейрон приобнимает тебя, ведёт пальцами по твоей обнажённой спине, и кожа твоя покрывается мурашками. От него пахнет твоим любимым парфюмом и виски, и ты закрываешь глаза, чтобы раствориться в этом кружащем голову коктейле.
– Мне они не нужны... – начинаешь ты, и очень хочешь продолжить «мне нужен только ты», но мужчина вдруг выпускает тебя из объятий и делает шаг в сторону. Напоминает о парне, и ты даже слегка улыбаешься, ведь ещё минут сорок назад ты сама поцеловала Эттвуда, даже не спрашивая, есть ли у него кто-то. Да и до сих пор не была уверена. Но, кажется, пора было внести хоть какую-то ясность. Ты делаешь пару шагов к другой фотографии, несколько мгновений изучаешь её, и начинаешь говорить.

– Сегодня я, возможно впервые, не сбежала. Мне нужно было позвонить и рассказать всё бойфренду, чтобы он не узнал про этот поцелуй от кого-то другого, – пальцы касаются нижней губы, будто вспоминая о развернувшейся тут перед гостями сцене. – Так что никакого парня больше нет, – говоришь спокойно, размеренно, негромко. Ты сама всё ещё не уверена, что именно ты хочешь сказать, поэтому просто продолжаешь, переходя к следующему кадру, на котором ты в лондонской квартире Дейрона.

– Я не жалею ни об одном из этих прекрасных кадров, ни о том, что ты их решил показать миру – пусть насладятся твоим талантом. На фотографии – лишь кусочек твоего тела, частично скрытый простынёй, но ты помнишь этот момент так, как будто он был вчера. Утро, солнце заливает комнату сквозь большие окна, попытка встать пораньше провалилась, потому что вы никак не могли оторваться друг от друга. Дей уходит за стаканом воды, а возвращается с камерой. Это было за несколько дней до дня икс. Последний кадр перед расставанием.

Ты наконец разворачиваешься и делаешь шаг к мужчине. Так что же ещё ты хочешь ему сказать, Алисия? О чём больше всего сожалела все эти месяцы?
– Жалею я лишь о том, что пять месяцев назад не сказала, что любила тебя, – пауза. Тебе нужно самой перевести дух, потому что ты никому и никогда не говорила подобного. Миллион раз прокручивала в голове ваш последний день и думала: а если бы призналась, вдруг всё сложилось бы иначе? Вдруг все эти ваши проблемы, все причины для ссоры перестали бы иметь хоть какой-то вес? – И всё ещё люблю.

Ты помнила тот день, ваш последний день, в мельчайших деталях. И сладкое пробуждение, и каждое его прикосновение к твоей коже, и каждый поцелуй, и душ, и завтрак. Ты помнишь каждую счастливую секунду, помнишь как любовь не просто наполняла каждую клеточку твоего тела, но и захватило его целиком. Всё вокруг было пропитано любовью, и хоть в ней ты и не успела признаться Дейрону, но она буквально витала в воздухе, и слова были не нужны. Слова вообще всё портят. Например, твоё «мне нужно подумать», сказанное брюнету после звонка из калифорнийского офиса другой авиакомпании. Блядское «мне нужно подумать» вместо «Я люблю тебя и хочу быть только с тобой. И если для этого мне нужно сменить работу, я готова». Ведь именно это ты и чувствовала, именно эти слова и крутились на твоём языке, но страху всё же удалось взять верх. Одно дело – видеться в любой свободный день, проводить много времени вместе, просыпаться и засыпать тоже вместе, а другое – поменять свою жизнь ради мужчины. Сейчас тебе кажется это смешным, но пять месяцев назад страх решил всё за тебя. Может будь ты в это время одна, успела бы подумать, взвесить, и всё вышло бы иначе, может и не было бы этих пяти месяцев наедине, но всё сложилось так, как сложилось. Он говорит «всё кончено», и что-то внутри тебя умирает. У тебя не было даже сил, чтобы расплакаться – ты просто собрала сумку и уехала в аэропорт, чтобы ближайшим рейсом улететь в любую другую страну.

И вот спустя бесконечно много времени (ведь даже несколько дней без него казались тебе пыткой), вы с ним стоите посреди галлереи среди фотографий, смотрите друг другу в глаза, и ты думаешь о том, как сильно хочешь забить на все условности, все разговоры и неловкости, притянуть в горячем поцелуе и, не обращая внимание на все эти висящие вокруг камеры, заняться сексом прямо на полу выставочного зала. Но
но он мягко берёт твою ладонь в свою руку, и в этом куда больше близости чем в любом сексе, и ты чувствуешь, как раны на сердце затягиваются.

Он везёт тебя к себе домой, в квартиру, где ты так и не успела побывать, и ты вспоминаешь, как однажды он доводил тебя до оргазма своими пальцами на заднем сидении авто, и тебе хочется всё повторить: и вновь почувствовать его пальцы внутри, и кусать губы, и сдерживать стоны. Но он мягко целует тебя, касается большим пальцем твоих губ, улыбается, и в каждом этом жесте столько нежности, что твоё сердце готово разорваться от наполняющей его любви.

В лифте он прижимает тебя ближе, и ты хочешь, чтобы он выпускал тебя из этих тёплых объятий. Никогда. Но все эти мысли, все чувства меркнут по сравнению с тем, что ты испытываешь, когда в комнате зажигается свет, и перед глазами появляются твои фотографии: не обезличенные, не кадрированные, не смазанные. Слёзы подступают к твоим глазам, и ты теряешь дар речи, от осознания, что все эти месяцы каждый раз приезжая домой, у него перед глазами всегда была ты и ваши с ним счастливые моменты. И если даже при одной мысли об этом твоё сердце сжимается, то что должен был испытывать он? Самый первый кадр вашей истории; первый кадр вашей близости, на котором вы вместе; и, судя по всему последний, потому что ты даже не успела узнать о его существовании – ты никак не могла отвести от них свой взгляд. Но из этого оцепенения тебя выдёргивают слова Эттвуда, и ты разворачиваешься, принимая у него из рук напиток.

– Обещаю, – только и можешь ответить, глядя в глаза, и тут же отставляешь стакан в сторону на ближайшую горизонтальную поверхность и
резко притягиваешь Дейрона, запуская пальчики в его тёмные волосы. Целуешь яростно, жадно, горячо. До сбившегося дыхания, до ощущаемого внизу живота напряжения, до возбуждения такой силы, что начинает кружиться голова. Но вам всё ещё надо прояснить пару моментов, поэтому из последних сил ты всё же отстраняешься, забираешь стакан и делаешь пару шагов в сторону, чтобы было легче сдерживать себя в руках. И в платье.

- Пять месяцев назад я всё же сменила работу. Теперь летаю по США, и у меня куда больше свободных дней, – делаешь глоток крепкого напитка. Кажется, это были все новости о твоей жизни, но точно не последние слова, которые ты хотела сказать Эттвуду. Миллион раз прокручивала их в голове, но не думала, что жизнь даст тебе ещё один шанс, чтобы всё же произнести их. – Я не должна была сомневаться. Раньше работа была для тебя была первостепенна, потому что твоя жизнь была пуста. Но с появлением в ней Дейрона всё изменилось. – Прости меня за все мои страхи, за все разы, когда я сбегала. Прости что оставила тебя на пять месяцев – говорить было больно, но давая этой боли обрести форму, ты чувствовал, как она покидает твою душу, сердце и мысли, вылетает наружу и растворяется в воздухе комнаты.

Он был твоим счастьем, твоей любовью, но он же был и твоим проклятием, потому что после расставания ты неминуемо сравнивала всех мужчин, что встречались на твоем пути, с Дейроном. Просто парни в барах, коллеги, знакомые – ты смотрела на них и могла чувствовать симпатию, могла чувствовать даже интерес, но ничего больше. После встречи с ним ты знала, как сильно можешь желать кого-то с самого первого взгляда, с первого прикосновения, и не хотела размениваться на меньшее. В сравнении с Эттвудом проигрывали абсолютно все. И дело даже было не в «хуже» или «лучше», а просто в том, что они – не он. Мэттью в итоге тоже проиграл, потому что хоть и был единственным, кому ты подпустила ближе, все испытываемые к нему эмоции казались слишком блёклыми после фейерверка, который вызывал в тебе Дейрон. Ни прикосновения, ни поцелуи, ни тем более секс – ничего не заставляло твоё сердце пускаться в такие бешеные пляски, вот прям как сейчас, когда брюнет подходит ближе, расстёгивает платье, касаясь приоткрытой спины, целует и приподнимает за бёдра. Ты уже возбуждена. Ты уже сходишь с ума от страсти, захватившей всё твоё тело. Ты отвечаешь на поцелуй, забывая о кислороде, пока пальцы твои расстёгивают пуговицы на светлой рубашке, которая чуть позже окажется на полу вместе с твоими туфлями и бельём.

Вы настолько отдались этому чувству всепоглощающей похоти, что совсем забыли о предосторожности и защите. Незадолго до расставания ты думала перейти на таблетки, но так и не пришлось. А с Мэтом и не собиралась, потому что как будто с первого дня знала, что у этого романа – слишком небольшой срок годности и менять свои привычки ради этого не хотелось. Но сейчас, ты буквально на миг вспоминаешь о презервативах, но уже в следующую секунду выкидываешь всё из головы, когда Дей в очередной раз резко глубоко входит в тебя. Тебе больше не страшно. Совсем. Будто вообще все твои страхи растворился в этом этом пропитанном запахом секса воздухе. Может он еще проявит себя, когда ты вернешься в свою съёмную квартиру, останется один на один с мыслями, но сейчас, рядом с Эттвудом тебе не страшно. С этим мужчиной ты хотела новой встречи, хоть и запрещала себе заходить дальше первых свиданий. К этому мужчине ты прилетела в другую страну, хоть и никогда прежде не устраивала сюрпризов. В этого мужчину ты влюбилась без памяти, хоть и не верила в любовь. И сейчас так ясно понимала, что готова пройти с ним и дальше через все «никогда», нарисованные однажды в твоей картине собственного будущего. Ты не хотела любви, не хотела жить вместе, не хотела замуж, не хотела семью, не собиралась заводить детей – да даже не просто не хотела, а пиздец как боялась всех этих составляющих жизни, от которой пыталась убежать еще с детства. Но именно с Дейроном почувствовала, что ты куда смелее, и готова пробовать, потому что рядом с ним вся жизнь обретает яркость.

– Как же я люблю тебя, – негромко произносишь, когда твоё дыхание чуть приходит в норму после головокружительного оргазма. Тебе хотелось повторять эти слова снова и снова, будто компенсируя каждое признание, упущенное за пять месяцев. Ты не знаешь, есть ли у него завтра планы, не знаешь, хочет ли он, чтобы ты осталась у него этой ночью или ему может понадобиться немного времени, чтобы переварить случившееся сегодня, но прямо сейчас ты собираешься совершенно эгоистично насладиться близостью тела этого мужчины в попытках хоть самую малость насытиться им.

– Значит мы оба теперь живем в Сакраменто и будем видеть намного чаще? – спрашиваешь, пока пальцы твои проходятся за ухом мужчины, опускаясь к шее и плечам, на которых всё ещё виднеются следы твоих ногтей. – А если окажется, что вся страсть в наших отношениях строилась на том, что мы так редко видимся? – улыбаешься, касаясь губами каждой оставленной тобой метки. Сама ты уверена, что это не так – сердцем чувствовала и ни капли не сомневалась, что хочешь засыпать и просыпаться с этим мужчиной не пару раз в месяц, и даже не пару раз в неделю, а каждый день. Но тебе хочется быть честной и не совершать прошлых ошибок, не вариться в собственных сомнениях, не додумывать за Дейрона, поэтому ты озвучиваешь те мысли, что прямо сейчас кружат в твоей голове. Прерывая эти мягкие прикосновения губ к его коже, приподнимаешься, упираясь рукой в матрас, и сразу же садишься на мужчину сверху.

– Готов к тому, что придется видеть меня чаще? Намнооого, – нарочито растягиваешь слово, – чаще. И снова уголки твоих губ приподнимаются в улыбке, а в тёмных глазах появляется блеск. Ты чуть тянешь брюнета за руку, вынуждая сесть, пока не почувствуешь касание твоей обнаженной груди к его торсу. Кончик указательного пальца обрисовывает контур его губ, от которых ты не можешь оторвать взгляд.

– Кажется, нам надо будет съездить в аптеку и купить что-нибудь для экстренной контрацепции, – усмехаешься, но не прерываешь визуального контакта, теперь утопая в почти чёрных из-за расширенных зрачков глазах напротив, потому что сейчас тебе совсем не хочется его отпускать за презервативом даже на пару секунд. Даже на одну секунду. И вместо любых других слов ты обхватываешь член мужчины рукой, помогая ему снова войти в тебя.

Он говорит «люблю тебя» без разбившего сердце прошедшего времени, и сердце твоё оживает, расцветает, разрастается. Он говорит «люблю тебя», и ты не представляешь, как прожила так долго без этого мужчины, как позволила ему отпустить себя и как позволила себе самой уйти. Самое идиотское, самое необдуманное, самое ошибочное решение в твоей жизни. И невозможно было не думать, что сегодня так много деталек должно было сложиться, чтобы вы могли всё же встретились: ты могла быть в рейсе; почтальон мог не  доставить чек вовремя в твой ящик, а ты могла забыть его проверить; Мэт мог не увидеть рекламу и не решиться тебе позвонить; ты могла не поверить, не придать значение; в галлерее могла не услышать разговор Дейрона с журналисткой; могла вообще не застать его и не поцеловать. И тогда прямо сейчас ты бы сидела у себя дома на диване с нелюбимым мужчиной и смотрела какой-нибудь фильм, на который тебе было плевать. Но вам повезло. Судьба может и сучка, но всё же оказалась вашей большой фанаткой, и все события этого дня в итоге вели тебя в эту постель, к этому мужчине, и всё остальное было неважно.

– Надеюсь, всё время мира – ты знала, что он спрашивал тебя совсем о другом, но говорить тебе больше не хотелось, тем более о таких банальных вещах, как таблетки – ты обязательно вспомнишь об этом завтра, учитывая, что пара суток у вас точно есть, чтобы не рисковать. Но сейчас ты занимаешь свой ротик куда более важными вещами. Например, влажными поцелуями, что оставляешь на коже брюнета, или дорожкой, что твой язык рисует по контуру его уха, или покусываниями, которые перемещаются с мочки на губы мужчины. Тебе хочется, чтобы эта ночь не заканчивалась. Чтобы не пришлось покидать эту постель и его объятия, не пришлось возвращаться к реальности, не пришлось принимать какие-то новые важные решения. Ты готова была остаться в этом моменте навсегда, продлить его так надолго, как это вообще возможно. И Эттвуд будто читает твои мысли –даже не даёт ответить ему, накрывая губы поцелуем, а через секунду и ты сама не хочешь говорить, потому что любые слова сменяются стонами, которые он вытрахивает из тебя своим языком и пальцами, в сотый раз за ночь напоминая тебе, как же дьявольски он хорош.

Спала ты так крепко, как не спала, кажется, ни разу за пять месяцев. Ни снов, ни кошмаров, ни коротких пробуждений, ни будильников – уснув на плече у Дейрона, ощущая под пальцами тепло его кожи, ты погрузилась в безмятежный сон, не выпускающий тебя из объятий до позднего утра. Возможно, ты могла бы проспать и дольше, но без проснувшегося брюнета кровать сразу показалась слишком большой и холодной, и после нескольких тщетных попыток снова уснуть, ты всё же выбралась из-под одеяла и сразу направилась в душ. Каждая мышца в теле напоминала о недавних событиях лёгкой усталостью, как после хорошей тренировки; на коже кое-где виднелись метки, оставленные пальцами мужчины; губы будто всё ещё горели после жадных поцелуев; но помимо всех этих признаков охренительной ночи важным был ещё один элемент – сердце твоё было до краёв наполнено любовью, и тебе чертовски сильно хотелось ею делиться. Поэтому ты быстро заканчиваешь с утренними процедурами, надеваешь оставленную Дейроном рубашку, застёгивая лишь на несколько пуговиц, чтобы она спадала с одного из плеч, и выходишь к нему на кухню, на запах кофе.

– Доброе утро, – отвечаешь, приближаясь к брюнету, тут же мягко целуя его в губы. – Кофе, – и сразу добавляешь, – и тебя. И снова целуешь, но уже нихрена не нежно, а прижимаясь всем телом и позволяя языкам сплетаться в безумном танце. Что там было вчера про отработку? Кажется, всей ночи не хватило, чтобы даже слегка насытиться этим мужчиной.

– Голоден? – разорвав поцелуй, но ещё не отстранившись от лица мужчины. Но тут же улыбаешься и пальчиком накрываешь его губы, чтобы не дать ответить. Ты знаешь, что он скажет, потому что ты тоже голодна до его прикосновений, и о еде думать не хочется совсем, когда он так близко. Но прелюдия же может быть разной? Ты уверена, что ему очень понравится новая сцена, что развернётся вскоре на его кухне: брюнетка в его рубашке на голое тело, с влажными после душа волосами будет готовить ему завтрак. Улыбаешься, делаешь шаг к холодильнику. После нескольких секунд изучения содержимого, достаёшь яйца, молоко, масло и бекон. Кажется, он ещё не пробовал твой фирменный французский омлет? Это точно пора исправлять.

Но вначале нужно проверить телефон, о котором ты не вспоминала последние часов десять. Среди бесполезных уведомлений находишь короткое сообщение от Мэттью: «Вещи забрал. Ключ – в почтовом ящике». Читаешь несколько раз и ненавидишь себя за то, как поступила с ним. Но ещё сильнее ненавидишь за то, как счастлива даже сейчас, в эту самую секунду, когда должна чувствовать себя самый ужасным человеком на земле. Делаешь выдох, откладываешь телефон и приступаешь к готовке.

– Расскажи, какие у тебя планы на день? Планировал снова заехать на выставку? – делаешь глоток кофе и взбиваешь яйца, пока на сковородке уже топится кусочек масла. Десять минут, и на тарелках появляется нежный омлет, а к нему – хрустящий бекон. – И да, отработка только началась, так что нам понадобится много сил, – отвечаешь всё же на вчерашний вопрос, о котором не забыла, и тут же делаешь глоток кофе с самым невинным видом.